Помогите, пожалуйста, "пристроить" еврея в одесский госпиталь примерно на начало 1918 года. Герой по сюжету еврей средних лет, несколько опустившийся, любитель выпить и сыграть в карты. Его национальность обязательна. По социальному положению он вор и жулик, возможно мелкий контрабандист. Как он мог попасть в госпиталь помимо болезни или ранения? Хотя, если с ранением, то как он мог устроиться там на работу? Возможно ли, что он остался там, как разнорабочий? Какую бы работу он выполнял? Кочегара? Санитара?
понедельник, 18 декабря 2017
Комментарии
Вам нужно, чтобы он был пациентом или работником госпиталя? Если первое, то, без болезни и ранения, остаётся только симуляция чего-то, что не видно невооружённым глазом — психического заболевания, например. Если сотрудник, то подойдёт и истопник, и санитар (чтобы мыть полы, специальное образование не нужно), и "кухонный мужик".
Про еврейскую национальность действительно в то время в Одессе было никого не удивить)) Но подумалось, что может всё же как-то могло быть важным, потому что, насколько я знаю, евреи не редко шли учиться на врачей, и могли не понять, почему их "соплеменник" опустился до истопника.
Пните, пожалуйста, если совсем не туда мыслю.
ТС
Пните, пожалуйста, если совсем не туда мыслю
Пинать не буду, я добрая. Посоветую почитать Бабеля, чтобы представить себе картину Одессы того времени. Далеко не все евреи имели возможность учиться на врачей, были среди них и биндюжники, и воры самого низкого пошиба, и прочий сброд — и никого это особенно не удивляло.
Сто лет назад доля людей, занятых физическим/неквалифицированным трудом, была намного больше, чем занятых чем-то другим, так что ничего удивительного в работе истопником никто бы не усмотрел (ну, если персонаж не из профессорской семьи и с университетским образованием). Среди евреев тоже большинство было не врачи-адвокаты, а беднота. Выучиться на врача было, конечно, блестящей перспективой для еврея - вырваться за пределы черты оседлости и практически сравняться правами с русскими - но это был именно что джек-пот, который мало кому удавалось сорвать, а не всеобщая норма, отступление от которой удивляло бы.